Юля резко вскочила в постели. Холодный пот застилает глаза, сердце бешено стучит, руки дрожат. Поняв, что это был сон, она встала с кровати и пошла умываться. Отражение в зеркале долго не отрывало своего взгляда. Часы показывали половину шестого. Она надела белую футболку, черные джинсы и вышла из комнаты.

Сэм поставил перед ними две чашки черного кофе и удалился. Юля, сделав глоток, откинулась на спинку стула и, затянувшись сигаретой, закрыла глаза.

Проснулся я от шума дождя, молотящего по остаткам железной крыши. С потолка уже начала сочиться вода, сбегая тонкими струйками по стенам. Я медленно сел и посмотрел на часы, было около восьми часов вечера, уже начинало темнеть. Окинув взглядом остатки своего временного убежища я с опаской выглянул в окно. Нет, меня никто не преследовал, мне не от кого было прятаться, по крайней мере именно сейчас. Но осторожность никогда не была лишней. Я знал, что от дома идет узкая, почти заросшая тропка, петляя между разнообразным мусором она выходит на проселочную дорогу, которая в свое время заменяла в этой деревне главную улицу. Правда за окном ничего не было видно, уже на расстоянии двух метров пелена дождя скрывала все различимые очертания.

Вертолет сильно дернулся, как раз в тот момент, когда я закрыл глаза. Раздался выстрел. Меня пошатнуло, я открыл глаза и увидел вертолет, удаляющийся от меня, а я падал вниз. Затем, увидел яркую вспышку, поглотившую вертолет, я потерял сознание. Удара о землю я уже не почувствовал.

Мы молча стояли и смотрели в окно, за которым уже начался день, солнце светило ярко, постепенно высыхала трава, засыхала грязь на дороге. Наконец я спросил:

Спал я плохо, постоянно ворочаясь и просыпаясь. Несколько раз садился на кровати и вглядывался в сторону Ходока. Тот спокойно спал через одну кровать от меня, ближе к выходу. Наконец мне удалось успокоиться, и я окончательно заснул.

Я оказался в неизвестной мне части Зоны, по крайней мере, раньше здесь бывать не приходилось. Вообще, по всей территории разбросанно много старых строений, в том числе и заброшенные заводы, но про такой огромный я не слышал, а, на сколько я помнил старые карты, ничего подобного здесь вообще быть не должно. Еще настораживало частота, встречаемых мной надписей, сделанных на ломанном английском языке, некоторые из них я понимал, но большая их часть оставалась для меня загадкой.

Он как раз вернулся из очередной спасательной экспедиции и собирался отмечать это событие со своими товарищами. Настроение было приподнятое и задорное, кровь бурлила от избытка адреналина — они живыми вернулись из Пекла! Дружной компанией ввалились тогда армейские спецназовцы в большую корчму, которую держал в некогда людном призонном селе один предприимчивый генерал. Тут-то его и настигла срочная телеграмма, бумажный вестник несчастья: «Твой отец попал в автокатастрофу. Перезвони домой. Мама».

Я повернул за угол и словно натолкнулся на твердую прозрачную стену, выбившую из моей груди весь воздух до последнего глотка. Сквозь красные разводы перед глазами я увидел холодные серые глаза Ивана. Нет! Он же погиб… Я сам видел, как его поглотила толпа зомби, гнавшаяся за нами. Он тогда споткнулся — и все, его повалили на землю. Я не остановился, чтобы ему помочь. Что я мог один сделать, почти безоружный, против десятка врагов. Тупых, безоружных, но все же сильных врагов? Ничего. Я ничем не мог ему помочь. Это я себе твердил раз за разом вот уже три с половиной месяца. И все впустую. Какой-то голос внутри меня нашептывал, что я мог хотя бы попытаться сразится с зомби — у меня же был отличный охотничий нож. Разумом я понимал, что подобное геройство закончилось бы для меня смертью, но вот сердце кричало, что нужно было попробовать. Или это моя совесть кричала, извиваясь от болезненной раны моего предательства. Не знаю. Знаю только, что случись подобное снова, я бы не убежал. Не убежал бы! Лучше смерть, чем подобные муки.

За моей спиной, тяжело дыша, шло девять человек. Время от времени по внутренним рациям защитных скафандров раздавались нелестные слова в адрес проводника, специально выискивающего самый трудный для пешехода путь. Зря, конечно, они меня ругают, зря! Хоть и без злости поругивают, по-дружески, но все равно зря! Обидно слышать такие слова в свой адрес, особенно если они в корне неверны. Дорога-то еще очень даже ничего, отличная дорога, если разобраться. Наоборот, должны были бы поблагодарить меня. Ведь они не на прогулке в обычном лесу, а никому из них еще не пришлось ползти по грязи, прыгать через канавы, или продираться сквозь заросли колючек. Все это еще впереди…

Она была единственной женщиной в нашей мужской компании, что придавало ей еще больше очарования. Крепкого телосложения, но стройная и с очень неплохой фигуркой. К тому же она обладала обаятельным лицом и обвораживающей улыбкой. Ей было около тридцати лет, как я определил по ее поведению. О возрасте я ее не спрашивал, вдруг обидится? Да и не важно это было сейчас. Главное — она была специалистом в своей области. Вот только что это за область я имел весьма смутные представления, хотя и неоднократно пытался выяснить это у нее. Но она на мои прямые вопросы либо отмалчивалась, либо уводила разговор в сторону. Другими словами скрытничала она о своей личной жизни и профессиональной деятельности, и очень успешно скрытничала. Правда на разные отвлеченные темы разговаривала охотно… Все что я смог извлечь из наших многочисленных разговоров так это то, что она очень умна и обладает отменным чувством юмора.